Версия для слабовидящих
Санитарные суды, агитационные суды: история и современность
САНИТАРНЫЕ СУДЫ, АГИТАЦИОННЫЕ СУДЫ: ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ
После революции 1917 года по всей стране свирепствовали голод, разруха, эпидемии и антисанитария… Издавать санитарно-просветительную литературу, читать лекции в таких условиях было трудно, а зачастую и бесполезно. Кроме того, в 1920-е годы из-за трудностей с бумагой, типографской краской и печатными станками тиражи агитационных изданий не превышали 3-5 тысяч экземпляров. А центральные и губернские газеты попадали в глубинку единичными экземплярами и с огромным опозданием. Правда, и читателей за пределами крупных городов было немного, ведь борьба с поголовной неграмотностью ещё только разворачивалась, а радиоточки и репродукторы появились в каждом крупном селе гораздо позднее, уже на исходе 1930-х годов. Но вести разъяснительную работу было жизненно необходимо.
Важный инструмент воздействия на умы масс был взят из прошлого – из практики студентов-юристов. В курс их обучения входили импровизированные судебные заседания, в ходе которых каждый студент пробовал свои силы в качестве обвинителя, защитника, судьи и, естественно, обвиняемого. А профессора в ходе постановочных процессов оценивали знание тех или иных разделов права и ораторские способности своих учеников.
В России подобная практика появилась в первой половине Х1Х века, а вскоре вслед за юристами в состязания судебного типа втянулись словесники, которые в студенческих кружках стали устраивать судебные процессы над литературными героями – судили Онегина, Дубровского, Печорина, Базарова и т.д. Во время этих судебных заседаний судебные правила нарушались, и чаще всего они превращались в упражнения обвиняющей и защищающей стороны в красноречии, что, безусловно, помогало стать хорошим литератором, учителем словесности или критиком. Суды над литературными героями известных писателей входили в программы семейных вечеров, солидных купеческих и иных клубов.
В постановочных судах над литературными персонажами участвовали образованные лидеры партии большевиков. Поэтому решение наполнить старую форму новым революционным содержанием возникла с началом Гражданской войны одновременно в разных частях страны и у разных людей. Первыми взялись за организацию импровизированных процессов армейские комиссары, пытавшиеся в доходчивой форме разъяснить красноармейцам необходимость борьбы со вшами или пагубность дезертирства. Однако, из-за примитивного и скучного текста постановочные трибуналы особого успеха не имели и широкого распространения не получили.
Дело пошло на лад лишь после того, как за импровизированные суды взялись настоящие профессионалы, поставившие дело на коммерческую основу.
В 1920-х в условиях послевоенной разрухи и постоянных эпидемий Народный комиссариат здравоохранения РСФСР занялся постановкой таких судов. За основу был взят реальный судебный процесс над проституткой, заразившей красноармейца сифилисом.
«Сюжет суда над проституткой дан тов. А. Шиманко, - писал в 1922 году заведующий санпросветотделом Главного военно-санитарного управления А. Эдельштейн, - суд проработан и подготовлен к печати д-ром А.И. Аккерман. Ближайшее участие в проработке принял д-р В.М. Броннер».
В результате получился качественный, приковывающий внимание зрителей и выжимающий слезу текст. К примеру, проститутка Заборова лишь после долгих уловок и запирательства, после показаний свидетелей призналась, что торговала телом. А обвинитель обличал не столько подсудимую, сколько буржуазный строй, заставивший женщину пойти на панель. Но особой проникновенностью отличалась речь защитника:
«Гражданка Заборова – проститутка. Это мы знаем хорошо, в этом признается сама обвиняемая. Но виновата ли она в этом? Проследите жизнь Заборовой, и вам станет ясно и понятно. А понять – значит простить. Личная драма Заборовой так похожа на жизнь сотен и тысяч женщин, попавших на улицу, что нам необходимо говорить о ней, прочувствовать ее, проследить все детали и потом уже сделать выводы, принять решения, важные не только для Заборовой, но и для тысяч ей подобных Как ярко и до цинизма просто происходило падение Заборовой, как жестоко и злобно жизнь втаптывала Заборову в грязь и омут, из которых ей не удалось выбраться…
Женщина – работница не должна быть матерью – ведь ребенка нужно кормить, только богатые имеют право на семью и детей. В 17 лет Заборовой пришлось разрешить неразрешимую задачу. В 17 лет она беспомощная, всеми брошенная остановилась на перепутье двух дорог: по одной пойти – себя погубить, но ребенка спасти, по другой – себя спасти, ребенка погубить. И она, мать, недолго думала, не выбирала, конечно, ребенка спасти своего, спасти какой угодно ценой, даже если себя погубить будет нужно…Она отдала ребенка в деревню и сама пошла зарабатывать хлеб. На деньги, заработанные своим телом, она кормила ребенка.
Заборова была настоящей матерью – Заборова героически выполняла свой высший долг и высшее назначение. И она, та, которую судим мы, является ярким примером самоотверженного выполнения обязанностей матери. Заборова не чета тем матерям, которые бросают своих детей, которые неспособны на страдания даже во имя тех, кому они сами дали жизнь. Так скажите, граждане судьи, виновата ли она в том, что в 17 лет пошла на улицу и вступила на путь, с которого трудно уйти? Вы, чувствующие и знающие сердце народа, вы скажете вместе со мной – нет, невиновна! Старую жизнь нужно судить, тех, кто бросил ее на улицу, тех, кто превратил её в проститутку. Что было дальше? Жизнь посмеялась над Заборовой – умер ребенок. А она … шагающая по проторенной дороге, обиженная жизнью, оскорбленная, брошенная друзьями, поступила в публичный дом».
Соответствовал времени и чаяниям будущих зрителей и финал постановочного суда. Заборову направляют на лечение в больницу, против зараженного ею красноармейца Крестьянинова возбуждают дело «по обвинению в пользовании проституцией и создании на неё спроса».
Успех первой постановки суда оказался феноменальным.
«Бесспорно,- писал Эдельштейн, - нужно признать, что из всех видов массовой работы суды являются одним из самых ценных».
Недаром после первого представления суда над проституткой, прошедшего с исключительным успехом в Политехническом музее в Москве летом 1921 года, в отделе судебной хроники газеты «Правда» появилась заметка как о реально произошедшем процессе, что потребовало дачи разъяснений в газете.
Афиша санитарного суда над проституткой в Политехническом музее в постановке коллектива художественной санитарно - просветительной студии под управлением О.В. Рахмановой.
В своих очерках о Москве «Сорок сороков» Михаил Булгаков писал:
«Извозчики теперь оборачиваются с козел, вступают в беседу, жалуются на тугие времена, на то, что их много, а публика норовит сесть в трамвай. Ветер мотает кинорекламы на полотнищах поперек улицы. Зовут на новые заграничные фильмы, возвещают «СУД НАД ПРОСТИТУТКОЙ ЗАБОРОВОЙ, ЗАРАЗИВШЕЙ КРАСНОАРМЕЙЦА СИФИЛИСОМ», десятки диспутов, лекций, концертов. Судят «Санина», судят «Яму» Куприна, судят «Отца Сергия», играют без дирижера Вагнера, ставят «Землю дыбом» с военными прожекторами и автомобилями, дают концерты по радио, портные шьют стрелецкие гимнастерки, нашивают сияющие звезды на рукава и шевроны, полные ромбов. Завалили киоски журналами и десятками газет»…
Михаил Булгаков
Были все же опасения, что данный вид пропаганды не будет долго востребован, что деревенское население может не понять смысла подобных мероприятий. Однако, они оказались напрасными. Народ валом валил на постановочные суды, и занятые в них актеры могли рассчитывать не только на материальную поддержку от Наркомздрава, но и на процент от кассовых сборов. Тут же появились мини-труппы из профессиональных артистов, на одном дыхании исполнявших роли в санпросветсудах. Благо их количество росло как на дрожжах. Появились пьесы - суды о муже, заразившем жену гонореей, о бабке – знахарке, о нерадивом враче и крестьянах – самогонщиках, отравлявших соседей своим пойлом.
О постановочном процессе «Суд над врачом медучастка» нарком здравоохранения Н.А. Семашко писал: «Идея эта в высшей степени своевременна: именно теперь, когда мы стараемся осуществить смычку с деревней и в области охраны здоровья крестьянина, когда поднятие сельской медицины мы ставим ударной задачей, - особенно ценно поднять вопрос о роли сельского участка. Медицину на селе мы сможем поставить лишь при помощи самих крестьян. Инсценировка, то есть живое, яркое воспроизведение действительности, послужит могучим пропагандистско-агитационным средством».
Н.А. Семашко
Помимо санитарных судов, в 20-е годы большое распространение получили и другие виды инсценированных постановочных судебных заседаний. Для этого писались специальные пьесы на «больные» темы пропаганды. Это могла быть неграмотность, отношения с родителями, аборты и прочее. Самое серьезное внимание уделялось приданию постановочному процессу полного сходства с настоящим. В одной из инструкций говорилось:
«Помещение, где ставится инсценированный суд, должно напоминать собой общий вид зала судебного заседания. На возвышении – сцене в зрительном зале или на специально сколоченной эстраде помещается стол, покрытый красным сукном. У стола три кресла: для председателя и двух членов суда. С левой стороны – кафедра для защитника, с правой – такая же кафедра для обвинителя. Несколько глубже – стол для секретаря и стенографистки. По бокам две двери – одна, ведущая в «Комнату совещаний», другая – в «Свидетельскую». Несколько ниже уровня сцены – специальная возвышенность для подсудимого. С этой же возвышенности выступают и свидетели. Сцена украшена портретами Ленина, народного комиссара юстиции Курского, заместитель прокурора республики Крыленко и т.д. На стенах зала плакаты с лозунгами: «Пролетарский суд защищает завоевания Октябрьской революции», «Пролетарский суд защищает интересы трудящихся», картины старого и нового судов, снимки с наших исправительных домов, диаграммы, дающие общее представление о работе наших пролетарских судов, напечатанные крупными буквами выдержки из нашей конституции, касающиеся пролетарского суда, кодексов законов и т.д.».
С 1920-х же годов начались массовые постановки агитационных судов по стране. Так, например, на юге Украины бушевала холера. Именно тогда эпидемиолог Лев Васильевич Громашевский (1887-1980), будучи еще молодым руководителем Одесской дезинфекционной станции, предложил оригинальную форму обучения населения мерам защиты от холеры…
Л. В. Громашевский
В июле 1920 года в Одессе на Пересыпе появились объявления, которые извещали население о том, что состоится публичный суд над некой гражданкой Гуновой, злостно нарушавшей противоэпидемический режим, чем способствовала распространению эпидемии холеры.
«Судебный процесс», в котором приняли участие около 4 тысяч человек, о чем впоследствии писала местная газета, проходил настолько серьезно и естественно, что ни у кого не возникло мысли, что это пропагандистский прием. В своей речи общественный обвинитель, а им был Л.В. Громашевский, прочел, по сути, популярную лекцию об эпидемических болезнях, их распространении, а в заключение призвал всех присутствующих записаться в отряды по борьбе с ними.
Никто не расходился – ждали, чем это закончится. Слушали приговор стоя, за нарушение санитарно-эпидемиологического режима подсудимая приговаривалась к пяти годам тюремного заключения. Сделав многозначительную паузу, судья дал возможность прочувствовать силу приговора, а затем продолжил: «… но учитывая пролетарское происхождение гражданки Гуновой, считать приговор условным и обязать её поступить на работу в холерный барак».
Яркий пример того, когда цель оправдывает средства. А цель – спасти жизни людей.
Агитационные суды приучали публику не только читать книги, мыть руки, порицать хулиганов и самогонщиков, но и относиться к судебному заседанию как к театральному развлекательному жанру. В 30-е годы такое отношение сказалось на популярности показательных процессов, где выносили уже реальные приговоры к расстрелам: они, как и театральные представления, собирали огромное количество зрителей. Грань между фарсом и реальностью стиралась – судебным приговорам аплодировали, разгром «врагов» приветствовали и одобряли.
Объявление «Суд над самогонщиками».
Дело Карпова Тихона и его жены Агафьи по обвинению в изготовлении и тайной торговле самогонкой.
«Суд над матерью, виновной в плохом уходе за детьми повлекшем за собой смерть ребенка»
До открытия специального театра санитарного просвещения, площадкой для постановочных санитарных судов чаще всего становился Политехнический музей.
По мере роста культурного уровня населения возрастали требования и к качеству санитарной пропаганды, совершенствовалась методика пропагандистской работы.
Просуществовав до 1922 года, инсценированные суды утратили своё агитационное значение, уступив место «Живым газетам».
Завершая небольшой экскурс в историю санитарных и агитационных судов в постреволюционный период, следует отметить, что они выполнили определенные задачи, которые стояли перед молодым советским государством в борьбе с неграмотностью населения, в повышении его информированности в вопросах гигиены и профилактики заболеваний, сохранения и укрепления здоровья. И хотя суды по сути дела были постановочными мероприятиями, и их вердикты не имели юридической силы, все же они имели своей целью сохранение жизни и здоровья людей и потому стали велением того времени.
Когда сегодня мы смотрим многочисленные ток – шоу по различным телевизионным каналам, они с определенной настойчивостью напоминают нам те самые «санитарные» и «агитационные» суды. Поменялись лишь тематика, внешний антураж, изменились технические возможности подачи информации. Однако, акценты подобных мероприятий сместились в сторону личных, порой даже семейных, отношений. Идеология сегодняшних ток-шоу, порой не выдерживает никакой критики и затрагивает самые низменные интересы и стороны жизни современного общества. Так называемые «эксперты» (одни и те же лица) «кочуют» из программы в программу, с одного канала на другой, что вызывает к ним чувство отторжения. Иногда даже трудно бывает понять логику руководителей телевизионных каналов, выпускающих в эфир подобный телевизионный продукт.
И тогда мы с теплым чувством вспоминаем, может быть во многом примитивные «санитарные» и «агитационные» суды, которые все-таки имели своей целью положительно влиять на людей, делать их лучше, помогая им сохранить жизнь и здоровье.
|
|
САНИТАРНЫЕ СУДЫ, АГИТАЦИОННЫЕ СУДЫ: ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ |
После революции 1917 года по всей стране свирепствовали голод, разруха, эпидемии и антисанитария… Издавать санитарно-просветительную литературу, читать лекции в таких условиях было трудно, а зачастую и бесполезно. Кроме того, в 1920-е годы из-за трудностей с бумагой, типографской краской и печатными станками тиражи агитационных изданий не превышали 3-5 тысяч экземпляров. А центральные и губернские газеты попадали в глубинку единичными экземплярами и с огромным опозданием. Правда, и читателей за пределами крупных городов было немного, ведь борьба с поголовной неграмотностью ещё только разворачивалась, а радиоточки и репродукторы появились в каждом крупном селе гораздо позднее, уже на исходе 1930-х годов. Но вести разъяснительную работу было жизненно необходимо.
Важный инструмент воздействия на умы масс был взят из прошлого – из практики студентов-юристов. В курс их обучения входили импровизированные судебные заседания, в ходе которых каждый студент пробовал свои силы в качестве обвинителя, защитника, судьи и, естественно, обвиняемого. А профессора в ходе постановочных процессов оценивали знание тех или иных разделов права и ораторские способности своих учеников.
В России подобная практика появилась в первой половине Х1Х века, а вскоре вслед за юристами в состязания судебного типа втянулись словесники, которые в студенческих кружках стали устраивать судебные процессы над литературными героями – судили Онегина, Дубровского, Печорина, Базарова и т.д. Во время этих судебных заседаний судебные правила нарушались, и чаще всего они превращались в упражнения обвиняющей и защищающей стороны в красноречии, что, безусловно, помогало стать хорошим литератором, учителем словесности или критиком. Суды над литературными героями известных писателей входили в программы семейных вечеров, солидных купеческих и иных клубов.
В постановочных судах над литературными персонажами участвовали образованные лидеры партии большевиков. Поэтому решение наполнить старую форму новым революционным содержанием возникла с началом Гражданской войны одновременно в разных частях страны и у разных людей. Первыми взялись за организацию импровизированных процессов армейские комиссары, пытавшиеся в доходчивой форме разъяснить красноармейцам необходимость борьбы со вшами или пагубность дезертирства. Однако, из-за примитивного и скучного текста постановочные трибуналы особого успеха не имели и широкого распространения не получили.
Дело пошло на лад лишь после того, как за импровизированные суды взялись настоящие профессионалы, поставившие дело на коммерческую основу.
В 1920-х в условиях послевоенной разрухи и постоянных эпидемий Народный комиссариат здравоохранения РСФСР занялся постановкой таких судов. За основу был взят реальный судебный процесс над проституткой, заразившей красноармейца сифилисом.
«Сюжет суда над проституткой дан тов. А. Шиманко, - писал в 1922 году заведующий санпросветотделом Главного военно-санитарного управления А. Эдельштейн, - суд проработан и подготовлен к печати д-ром А.И. Аккерман. Ближайшее участие в проработке принял д-р В.М. Броннер».
В результате получился качественный, приковывающий внимание зрителей и выжимающий слезу текст. К примеру, проститутка Заборова лишь после долгих уловок и запирательства, после показаний свидетелей призналась, что торговала телом. А обвинитель обличал не столько подсудимую, сколько буржуазный строй, заставивший женщину пойти на панель. Но особой проникновенностью отличалась речь защитника:
«Гражданка Заборова – проститутка. Это мы знаем хорошо, в этом признается сама обвиняемая. Но виновата ли она в этом? Проследите жизнь Заборовой, и вам станет ясно и понятно. А понять – значит простить. Личная драма Заборовой так похожа на жизнь сотен и тысяч женщин, попавших на улицу, что нам необходимо говорить о ней, прочувствовать ее, проследить все детали и потом уже сделать выводы, принять решения, важные не только для Заборовой, но и для тысяч ей подобных Как ярко и до цинизма просто происходило падение Заборовой, как жестоко и злобно жизнь втаптывала Заборову в грязь и омут, из которых ей не удалось выбраться…
Женщина – работница не должна быть матерью – ведь ребенка нужно кормить, только богатые имеют право на семью и детей. В 17 лет Заборовой пришлось разрешить неразрешимую задачу. В 17 лет она беспомощная, всеми брошенная остановилась на перепутье двух дорог: по одной пойти – себя погубить, но ребенка спасти, по другой – себя спасти, ребенка погубить. И она, мать, недолго думала, не выбирала, конечно, ребенка спасти своего, спасти какой угодно ценой, даже если себя погубить будет нужно…Она отдала ребенка в деревню и сама пошла зарабатывать хлеб. На деньги, заработанные своим телом, она кормила ребенка.
Заборова была настоящей матерью – Заборова героически выполняла свой высший долг и высшее назначение. И она, та, которую судим мы, является ярким примером самоотверженного выполнения обязанностей матери. Заборова не чета тем матерям, которые бросают своих детей, которые неспособны на страдания даже во имя тех, кому они сами дали жизнь. Так скажите, граждане судьи, виновата ли она в том, что в 17 лет пошла на улицу и вступила на путь, с которого трудно уйти? Вы, чувствующие и знающие сердце народа, вы скажете вместе со мной – нет, невиновна! Старую жизнь нужно судить, тех, кто бросил ее на улицу, тех, кто превратил её в проститутку. Что было дальше? Жизнь посмеялась над Заборовой – умер ребенок. А она … шагающая по проторенной дороге, обиженная жизнью, оскорбленная, брошенная друзьями, поступила в публичный дом».
Соответствовал времени и чаяниям будущих зрителей и финал постановочного суда. Заборову направляют на лечение в больницу, против зараженного ею красноармейца Крестьянинова возбуждают дело «по обвинению в пользовании проституцией и создании на неё спроса».
Успех первой постановки суда оказался феноменальным.
«Бесспорно,- писал Эдельштейн, - нужно признать, что из всех видов массовой работы суды являются одним из самых ценных».
Недаром после первого представления суда над проституткой, прошедшего с исключительным успехом в Политехническом музее в Москве летом 1921 года, в отделе судебной хроники газеты «Правда» появилась заметка как о реально произошедшем процессе, что потребовало дачи разъяснений в газете.
Афиша санитарного суда над проституткой в Политехническом музее в постановке коллектива художественной санитарно - просветительной студии под управлением О.В. Рахмановой.
В своих очерках о Москве «Сорок сороков» Михаил Булгаков писал:
«Извозчики теперь оборачиваются с козел, вступают в беседу, жалуются на тугие времена, на то, что их много, а публика норовит сесть в трамвай. Ветер мотает кинорекламы на полотнищах поперек улицы. Зовут на новые заграничные фильмы, возвещают «СУД НАД ПРОСТИТУТКОЙ ЗАБОРОВОЙ, ЗАРАЗИВШЕЙ КРАСНОАРМЕЙЦА СИФИЛИСОМ», десятки диспутов, лекций, концертов. Судят «Санина», судят «Яму» Куприна, судят «Отца Сергия», играют без дирижера Вагнера, ставят «Землю дыбом» с военными прожекторами и автомобилями, дают концерты по радио, портные шьют стрелецкие гимнастерки, нашивают сияющие звезды на рукава и шевроны, полные ромбов. Завалили киоски журналами и десятками газет»…
Михаил Булгаков
Были все же опасения, что данный вид пропаганды не будет долго востребован, что деревенское население может не понять смысла подобных мероприятий. Однако, они оказались напрасными. Народ валом валил на постановочные суды, и занятые в них актеры могли рассчитывать не только на материальную поддержку от Наркомздрава, но и на процент от кассовых сборов. Тут же появились мини-труппы из профессиональных артистов, на одном дыхании исполнявших роли в санпросветсудах. Благо их количество росло как на дрожжах. Появились пьесы - суды о муже, заразившем жену гонореей, о бабке – знахарке, о нерадивом враче и крестьянах – самогонщиках, отравлявших соседей своим пойлом.
О постановочном процессе «Суд над врачом медучастка» нарком здравоохранения Н.А. Семашко писал: «Идея эта в высшей степени своевременна: именно теперь, когда мы стараемся осуществить смычку с деревней и в области охраны здоровья крестьянина, когда поднятие сельской медицины мы ставим ударной задачей, - особенно ценно поднять вопрос о роли сельского участка. Медицину на селе мы сможем поставить лишь при помощи самих крестьян. Инсценировка, то есть живое, яркое воспроизведение действительности, послужит могучим пропагандистско-агитационным средством».
Н.А. Семашко
Помимо санитарных судов, в 20-е годы большое распространение получили и другие виды инсценированных постановочных судебных заседаний. Для этого писались специальные пьесы на «больные» темы пропаганды. Это могла быть неграмотность, отношения с родителями, аборты и прочее. Самое серьезное внимание уделялось приданию постановочному процессу полного сходства с настоящим. В одной из инструкций говорилось:
«Помещение, где ставится инсценированный суд, должно напоминать собой общий вид зала судебного заседания. На возвышении – сцене в зрительном зале или на специально сколоченной эстраде помещается стол, покрытый красным сукном. У стола три кресла: для председателя и двух членов суда. С левой стороны – кафедра для защитника, с правой – такая же кафедра для обвинителя. Несколько глубже – стол для секретаря и стенографистки. По бокам две двери – одна, ведущая в «Комнату совещаний», другая – в «Свидетельскую». Несколько ниже уровня сцены – специальная возвышенность для подсудимого. С этой же возвышенности выступают и свидетели. Сцена украшена портретами Ленина, народного комиссара юстиции Курского, заместитель прокурора республики Крыленко и т.д. На стенах зала плакаты с лозунгами: «Пролетарский суд защищает завоевания Октябрьской революции», «Пролетарский суд защищает интересы трудящихся», картины старого и нового судов, снимки с наших исправительных домов, диаграммы, дающие общее представление о работе наших пролетарских судов, напечатанные крупными буквами выдержки из нашей конституции, касающиеся пролетарского суда, кодексов законов и т.д.».
С 1920-х же годов начались массовые постановки агитационных судов по стране. Так, например, на юге Украины бушевала холера. Именно тогда эпидемиолог Лев Васильевич Громашевский (1887-1980), будучи еще молодым руководителем Одесской дезинфекционной станции, предложил оригинальную форму обучения населения мерам защиты от холеры…
Л. В. Громашевский
В июле 1920 года в Одессе на Пересыпе появились объявления, которые извещали население о том, что состоится публичный суд над некой гражданкой Гуновой, злостно нарушавшей противоэпидемический режим, чем способствовала распространению эпидемии холеры.
«Судебный процесс», в котором приняли участие около 4 тысяч человек, о чем впоследствии писала местная газета, проходил настолько серьезно и естественно, что ни у кого не возникло мысли, что это пропагандистский прием. В своей речи общественный обвинитель, а им был Л.В. Громашевский, прочел, по сути, популярную лекцию об эпидемических болезнях, их распространении, а в заключение призвал всех присутствующих записаться в отряды по борьбе с ними.
Никто не расходился – ждали, чем это закончится. Слушали приговор стоя, за нарушение санитарно-эпидемиологического режима подсудимая приговаривалась к пяти годам тюремного заключения. Сделав многозначительную паузу, судья дал возможность прочувствовать силу приговора, а затем продолжил: «… но учитывая пролетарское происхождение гражданки Гуновой, считать приговор условным и обязать её поступить на работу в холерный барак».
Яркий пример того, когда цель оправдывает средства. А цель – спасти жизни людей.
Агитационные суды приучали публику не только читать книги, мыть руки, порицать хулиганов и самогонщиков, но и относиться к судебному заседанию как к театральному развлекательному жанру. В 30-е годы такое отношение сказалось на популярности показательных процессов, где выносили уже реальные приговоры к расстрелам: они, как и театральные представления, собирали огромное количество зрителей. Грань между фарсом и реальностью стиралась – судебным приговорам аплодировали, разгром «врагов» приветствовали и одобряли.
Объявление «Суд над самогонщиками».
Дело Карпова Тихона и его жены Агафьи по обвинению в изготовлении и тайной торговле самогонкой.
«Суд над матерью, виновной в плохом уходе за детьми повлекшем за собой смерть ребенка»
До открытия специального театра санитарного просвещения, площадкой для постановочных санитарных судов чаще всего становился Политехнический музей.
По мере роста культурного уровня населения возрастали требования и к качеству санитарной пропаганды, совершенствовалась методика пропагандистской работы.
Просуществовав до 1922 года, инсценированные суды утратили своё агитационное значение, уступив место «Живым газетам».
Завершая небольшой экскурс в историю санитарных и агитационных судов в постреволюционный период, следует отметить, что они выполнили определенные задачи, которые стояли перед молодым советским государством в борьбе с неграмотностью населения, в повышении его информированности в вопросах гигиены и профилактики заболеваний, сохранения и укрепления здоровья. И хотя суды по сути дела были постановочными мероприятиями, и их вердикты не имели юридической силы, все же они имели своей целью сохранение жизни и здоровья людей и потому стали велением того времени.
Когда сегодня мы смотрим многочисленные ток – шоу по различным телевизионным каналам, они с определенной настойчивостью напоминают нам те самые «санитарные» и «агитационные» суды. Поменялись лишь тематика, внешний антураж, изменились технические возможности подачи информации. Однако, акценты подобных мероприятий сместились в сторону личных, порой даже семейных, отношений. Идеология сегодняшних ток-шоу, порой не выдерживает никакой критики и затрагивает самые низменные интересы и стороны жизни современного общества. Так называемые «эксперты» (одни и те же лица) «кочуют» из программы в программу, с одного канала на другой, что вызывает к ним чувство отторжения. Иногда даже трудно бывает понять логику руководителей телевизионных каналов, выпускающих в эфир подобный телевизионный продукт.
И тогда мы с теплым чувством вспоминаем, может быть во многом примитивные «санитарные» и «агитационные» суды, которые все-таки имели своей целью положительно влиять на людей, делать их лучше, помогая им сохранить жизнь и здоровье.