Версия для слабовидящих
О кулинарных пристрастиях Владимира Маяковского в воспоминаниях современников и не только…
На первый взгляд Владимир Маяковский и изящная гастрономия – вещи несовместимые. Однако, именно эта тема довольно часто находит свое отражение в его произведениях. И это не случайно. Причину этого можно найти в конкретных эпизодах непростой биографии поэта.
Совсем ещё молодой Маяковский только начинает входить в круг представителей русской поэзии. Вот как это обстоятельство описывает Корней Иванович Чуковский: «Маяковский в те годы очень сильно нуждался. Обедал он едва ли ежедневно». Сам Владимир Владимирович разработал для себя весьма остроумную систему: «Установил семь обедающих знакомств. В воскресенье «ем» Чуковского, в понедельник – Евреинова и т.д. Хуже всего в четверг. Ем «репинские травки». Знаменитый художник - передвижник Илья Ефимович Репин в те годы переживал увлечение вегетарианством, и его обеды для «футуриста в сажень ростом» действительно становились пыткой. Не иначе как тоской по нормальному питанию можно объяснить строчки из поэмы «Облако в штанах»: «Хотите буду от мяса бешеный!» - это было написано как раз после одного из репинских обедов. Знакомый Маяковского художник-иллюстратор Владимир Милашевский оставил описание экзотического обеда, которое особенно ценил поэт: «Хорошую вырезку, сырую, конечно, кладут под седло. Потом надо поездить суток двое, не расседлывая. Соль лошадиного пота просаливает мясо, и оно преет. Сверху этот деликатес чуть-чуть перчат, но только из снисхождения к петербуржцам, чахлым и немощным».
Вообще с мясом у Маяковского складывались весьма «сложные» отношения. В стихах он обрушивается на мясную гастрономию со всей яростью, так как связывает мясо с буржуазией и мещанством.
«Ешь ананасы, рябчиков жуй…» - Владимир Маяковскому было свойственно осуждать завсегдатаев ресторанов, буржуев и чревоугодников. В его стихах что ни строчка, то презрение к любителям вкусно поесть.
Вот гневное в адрес «жирующих в тылу»: «Как вы, измазанной в котлете губой, похотливо напеваете Северянина!». Вот резкие слова в адрес французского коммуниста, перешедшего на сторону буржуазии: «Вас, милый теленок, купили за редерер и за кроликовое рагу», «Вас соблазняют, всучивают рекламы – гусиную печенку, авто-, ликер». Даже в детском стихотворении мясо – атрибут жадного буржуйского сынка: «Петя, переевши всласть, начал в пасть закуски класть. И сожрал по сей причине все колбасы и ветчины». И ещё - «Вот вы, мужики, у вас на устах капуста где-то недокусанных и недоеденных щей».
Зато в частной жизни Владимир Владимирович к мясу и мясным деликатесам был неравнодушен. Своей музе Лиле Брик он посылает фотографии и рисунки с подписью: «Твой Щен на вершине Ай-Петри с шашлыком в руке».
Рагу из кролика – одно из самых расхожих блюд, предлагаемых в «домашних столовых», «польских столовых» и «греческих кухмистерских», где во времена юности Маяковского обед стоил не больше 40 копеек. А в парижском ресторане «Максим», между прочим, самом дорогом, поэт заказывал фуа-гра. Ту самую гусиную печенку, которую в своих стихах он описывал как символ всего буржуазного.
Подобные «проколы» обнаруживаются во многих стихах Маяковского, где хоть как-то упоминается съестное. Тот, кто любит есть обильно и вкусно, и даже просто еда, подвергаются анафеме, как, например, в стихотворении «Гимн обеду»: «Каши, бифштексы, бульоны и тысячи блюдищ всяческой пищи».
Одновременно обнаруживается, что сам автор не без греха – те самые «блюдища» описываются им со знанием дела, с упоминанием некоторых кулинарных тонкостей. Например, в том же самом «Гимне» есть строки: «И дышать по-прежнему будет ростбиф». Известно, что ростбифу действительно полагается «дышать». В Англии, чтобы приготовить настоящий ростбиф, говяжью тушу выдерживают до трех недель – так мясо «дышит», теряет часть влаги и немного ферментируется.
А вот и ещё одно обвинение в адрес гурманов и чревоугодников: «Если б был рот один, без глаз и без затылка – сразу могла бы поместиться целая тыква».
Тот, кто много ест, тот, по мнению поэта, презренный раб своего желудка. А это никуда не годится. Что касается поэтического сравнения с фаршированной тыквой, то это метафора, преувеличение, примененное Маяковским со знанием дела. Дело в том, что Владимир Владимирович – уроженец села Багдади, что в имеретинской части Грузии. Фаршированная тыква («хапама») - ритуальное свадебное кавказское блюдо, символ богатства и изобилия. Съесть его одному человеку, не представляется возможным. Это тоже свидетельство хорошего знания поэтом деталей и тонкостей приготовления блюд.
Маяковский в своих стихах неоднократно «наступал на горло собственной песне». То же самое можно сказать и о его пристрастиях в еде. С одной стороны, явная страсть к изысканным блюдам и неплохая кулинарная эрудиция. С другой – необходимость быть «как все» и воспевать пролетарские добродетели: «Ну-ка щи нам с товарищем тащи! Кашу съев да щи с краюшкой, пьют чаи цветастой кружкой».
Маяковский говорил не раз: «Пища – вещь немаловажная, от неё зависит твоя работоспособность». Он высмеивал тех, кто считал неудобным распространяться о таких «низменных материях», как пища и сон: «Таких товарищей я расцениваю как аристократов в кавычках».
Обычно, когда упоминают имя Владимира Маяковского, то где-то рядом появляется тень роковой женщины, с которой были связаны 15 лет жизни поэта. Он любил её, ревновал, посвящал стихи, в которых звучали беспокойство, искренняя теплота и забота о ней, несмотря на привычную манеру его стиха…
Врач наболтал –
чтоб глаза
глазели,
нужна
теплота,
нужна
зелень.
Не домой,
не на суп,
а к любимой
в гости,
две
морковинки
несу
за зеленый хвостик.
Я
много дарил
конфект да букетов,
но больше всех
дорогих даров
я помню
морковь драгоценную эту
и пол -
полена
березовых дров.
Конечно, конфеты с букетами – это рядовые подарки. А две морковки и полполена березовых дров в голодное и холодное время – это и есть любовь!
Только те, кто непосредственно общались с Маяковским, находились рядом, жили с ним, наблюдали за ним в различных жизненных ситуациях, дышали с ним одним воздухом, реально могут судить о том, каким он был человеком – со своими страхами, привычками, чувствами, поступками.
Документальных свидетельств о том, что на самом деле ел Маяковский, сохранилось немного. Вот несколько штрихов к портрету Владимира Владимировича из воспоминаний родных, близких, друзей, соратников и писем самого поэта…
Александра Маяковская:
«Он дружил с грузинскими мальчиками. Прибегая после игры домой, он спрашивал меня, можно ли пригласить товарищей на чай и ужин. Володя любил ПОНЧИКИ, и, когда я давала ему деньги на завтрак в школе, он просил добавить, чтобы угостить товарищей».
«Детство и юность Владимира Маяковского».
Может быть именно тогда родились строчки детского стихотворения поэта:
«Петя,
выйдя на балкончик,
словно дождик по трубе,
льет варенье по губе».
Людмила Маяковская:
«В августе 1918 года, собираюсь приехать в Москву, Володя в письме Оле писал: «Остановлюсь я скорее всего у Вас, думаю, Вы не запротестуете. Если захотите меня привести в умиление, – сделайте в мою честь ВАРЕНИКИ С ВИШНЯМИ. Расходы возмещу первым же заработком. Пока у меня все в будущем. Целую крепко мамочку, Людочку и тебя».
«О Владимире Маяковском: Из воспоминаний сестры».
Николай Асеев:
«Поэт жил в небольшой комнатке с матерью и двумя сестрами. Денег в семье не хватало, приходилось выкручиваться, что-то придумывать… «У матери была заборная книжка в мелкую бакалейную лавчонку. По книжке оказывался торговцем кредит, не превышающий что-то около десяти рублей. Маяковскому не хотелось обременять семью расходами на собственный аппетит, как раз не имевший границ. Поэтому он переселился в Петровско-Разумовское и снял там на лето сторожку у лесника, аккуратно стараясь не превышать собственного «едового» бюджета больше, чем на три рубля в месяц. Это – в рассуждении маминой заборной книжки. Установил режим. ПЯТЬ ФУНТОВ КОПЧЕНОЙ «ЖЕЛЕЗНОЙ» КОЛБАСЫ по тридцать пять копеек фунт; ДЕСЯТЬ СВЯЗОК БАРАНОК – по гривеннику связка. Остальное дополнялось случайными заработками по продаже изделий выжигательных и рисовальных. Но колбаса и баранки были основой. Колбаса подвешивалась под потолок от крыс. Баранки висели там же. На колбасе делались зарубки: полвершка и две баранки на завтрак, вершок на обед, полвершка на ужин. Но иногда аппетит просыпался неописуемо. И тогда съедался и обед, и ужин, и завтрак суток за трое сразу».
«Воспоминания о Маяковском». «Маяковский в молодости».
В свою очередь, когда была возможность, поэт сам кормил товарищей…
«А потом Маяковский отводил нас в буфет и кормил всю ораву лучшим, что можно было достать там, - песочными пирожками и простоквашей» (Рита Райт «Только воспоминания»).
Лиля Брик:
«Летом сняли дачу в Пушкино, под Москвой. Адрес: «27 верст по Ярославской ж.д., Акулова гора, дача Румянцевой». Избушка на курьих ножках, почти без сада, но терраса выходила на большой луг, направо – полный грибов лес. Кругом ни домов, ни людей. Было голодно. Питались одними грибами. На закуску – МАРИНОВАННЫЕ ГРИБЫ, СУП ГРИБНОЙ, иногда ПИРОГ ИЗ РЖАНОЙ МУКИ С ГРИБНОЙ НАЧИНКОЙ. На второе – ВАРЕНЫЕ ГРИБЫ, жарить было не на чем, масло в редкость.
Каждый вечер садились на лавку перед домом смотреть закат. В следующее лето в Пушкине было написано «Солнце».
Из воспоминаний.
Мария Майерова:
«Все ели с аппетитом. БАРАШЕК издавал приятный запах, и Маяковский все же почувствовал, что голоден, наклонился… и взял с блюда кусок барашка. При этом он не переставал говорить дальше, очевидно, не замечая, что делает. Так он ходил вокруг стола, рассуждая, и, когда съел первый кусок, взял с блюда второй, третий – видно, ему понравилось. Только когда захотел вытереть руки и механически стал тискать салфетку, он понял, что увлекся, и засмеялся. Мы тоже засмеялись, и всем стало ещё веселее».
«Моя встреча с Маяковским».
Наталья Рябова:
«К столу были поданы КОРНИШОНЫ. Маяковский набросился на корнишоны, и скоро все они были съедены. Я широко открытыми глазами, чуть не с отчаянием глядела на Маяковского. Вид великого русского поэта, поглощающего огурцы в таком невероятном количестве, казался мне оскорбительным. Но еще хуже было то, что Владимир Владимирович, увидев мое удивление и поняв, к чему оно относится, растерялся и тоже почти с ужасом посмотрел на пустую вазочку. Слава богу, принесли сладкое, и инцидент разрешился сами собой».
«Современницы о Маяковском», глава «Киевский встречи».
Амшей Нюренберг:
«Спор явно приближался к ссоре. Чтобы отвлечь внимание спорящих, жена Осмеркина приносила огромный чайник с бледным МОРКОВНЫМ ЧАЕМ и блюдо с тонкими СЕРЫМИ ЛЕПЕШКАМИ. Пожевав лепешку, Маяковский морщился и ядовито бросал: «Вкусно, как ваша станковая живопись».
«Маяковский с художниками».
Наталья Брюханенко:
«Наутро я ходила с Павлом Ильичом Лавутом осматривать город. На набережной я купила у мальчишки несколько ВАРЕНЫХ КУКУРУЗНЫХ ПОЧАТКОВ и, возвращаясь к гостинице, обгрызала один из них. Маяковский, увидев это, очень удивился.
- Вы любите кукурузу?
- А вы?
- Но ведь я грузин и в детстве ел её всегда.
И тут же стал вертеть слово «кукуруза»: ру-ку-ку-за, зу-ку-ку-ра…».
-«-«-«-
«Однажды вместе с Маяковским я выходила из квартиры в Гендриковом переулке. Лиля сидела в столовой. Маяковский был уже в пальто, зашел поцеловать её на прощанье, нагнулся к ней.
- Володя! Дай мне денег на ВАРЕНЬЕ, - сказала Лиля.
- Сколько?
- Двести рублей.
- Пожалуйста, - сказал он, вынул из кармана деньги и положил перед ней. Двести рублей на варенье! Эта сумма, равная нескольким месячным студенческим стипендиям, выданная только на варенье так просто и спокойно, поразила меня. Я не сообразила, что это ведь на целый год, и сколько народу бывало у них в гостях, и как сам Маяковский любил есть варенье!».
«Пережитое».
Павел Лавут:
«Соблюдать предписанную врачом диету оказалось здесь нелегким делом. Владимир Владимирович решил ограничиться своим любимым блюдом – КОМПОТОМ. Он пригласил официанта и попросил, невзирая на февраль, добыть свежих фруктов.
- За любые деньги, но сделайте компот. И обязательно много, чтобы вышла большая миска.
Обычная порция комплота стоила 20-30 копеек. Он же вручил официанту невероятную, по тем временам, сумму – 20 рублей. Компот был сварен».
«Маяковский едет по Союзу».
Вероника Полонская:
«Владимир Владимирович в этот раз шумно хвалил стихи, целовал Кирсанова, потом вдруг страшно смутился и сказал:
- Сема, вы не думайте, что я так доволен, так как вы про меня написали. Нет, это действительно очень здорово!
На другой день Владимир Владимирович все пел одну строчку из кирсановского стихотворения:
«Сердце Рикки Тикки Тавви
словно как во сне
и ЯИЧНИЦЫ РОМАШКА
на сковороде».
Пел он это на мотив популярной песенки 1920 года «В Петербурге дом высокий».
Пел беспрерывно, и я взмолилась, стала просить пощады.
Владимир Владимирович засмеялся и сказал:
«Простите, не буду больше, но уж очень хорошо: ЯИЧНИЦЫ РОМАШКА.
А ведь она действительно как ромашка, знаете, Норочка, такая – глазунья…Но через несколько минут он опять затянул про свою ромашку».
«Последний год».
Лиля Брик также вспоминала, что завтракать Маяковский садился, напевая под нос «и яичницы ромашка на сковороде».
Елена Семенова:
«Иногда раздавался звонок: «ШАШЛЫК любите? Поехали на Арбат?». Там был такой грузинский подвальчик».
Лиля Брик:
Утром КОФЕ пили у себя, а обедать и ужинать ходили в самый дорогой ресторан «Хорхер», изысканно поесть и угостить товарищей, которые случайно оказывались в Берлине. Маяковский платил за всех, я стеснялась этого, мне казалось, что он похож на купца или мецената. Герр Хорхер и кельнер называли его «герр Маяковски», старались всячески угодить богатому клиенту, и кельнер, не выказывая удивления, подавал ему НА СЛАДКОЕ ПЯТЬ ПОРЦИЙ ДЫНИ ИЛИ КОМПОТА, которые дома в сытые, конечно, времена Маяковский привык есть в неограниченном количестве. В первый раз, когда мы пришли к Хорхеру и каждый заказал себе после обеда какой-нибудь десерт, Маяковский произнес: «Их фюнф порцьон мелоне и фюнф порцьон компот. Их бин эйн руссишер дихтер,бекант им руссишем ланд, мне меньше нельзя».
«Пристрастные рассказы».
Заказывал блюда Маяковский не менее ярко, чем их описывал. Во время поездки в Берлин поэт, по воспоминаниям Лили Брик, командовал официантом цитатой из Гейне: «Подайте мне обед, мне и моему гению!».
Мария Суханова:
«Помню, как Владимир Владимирович, когда рабочие начали раскрашивать щиты, снял с себя полушубок, поднял воротник пиджака (театр не отапливался, работали в холоде) и, вооружившись кистью, тоже принялся за раскраску. В перерыве он вместе с нами ел ЧЕРНЫЙ ХЛЕБ, НАМАЗАННЫЙ СЕЛЕДОЧНОЙ ИКРОЙ, иногда посыпая его сверху луком или зеленью. Во время подготовки спектакля в театре Мейерхольда многие «подсели» на это блюдо, которым можно было быстро перекусить и вернуться к работе. Кроме того, оно оказалось довольно сытным. С едой тогда было туго, и все мы «подголадывали». Мейерхольд репетировал спектакль больной фурункулезом».
«Три пьесы Маяковского».
Павел Лавут:
«В Самаре, в номере Маяковского, всю ночь просидели гости – заезжие москвичи. На этот раз он изменил своему обычаю – есть в ресторане - и завел у себя целое хозяйство: накупил продуктов и ВИНА (ЛЮБИМОГО ГРУЗИНСКОГО СУХОГО И ШАМПАНСКОГО).
- В винах надо разбираться, - говорил он. – Это большая специальность.
«Шипенье пенистых бокалов
и пунша пламень голубой».
Вот кто понимал и чувствовал, что такое вино!
У нас же некоторые поэты пишут о винах, не имея о них понятия. Надо браться только за то, что знаешь. Надо учиться у Пушкина. Это вам не есенинское «дррр». Вы чувствуете, как это здорово! Шш и пп, ппенистых, ппунша, ппламень – товарищи, это здорово! Дай бог всякому! Я и то завидую. Пушкин понимал, что такое пунш, с чем его едят и как он шипит. Надо чувствовать это шипение».
Так понятнее становится этот рассказ, когда вспоминаешь, как Маяковский на публике говорил: «Вино я всосал с молоком матери – родился среди виноградников и пил его, как дети пьют молоко».
Ведь сам-то Владимир Владимирович слыл знатоком винных дел. Зато уж в другую крайность он не впадал: ВОДКИ НЕ ПРИЗНАВАЛ, разве что изредка, за компанию или в торжественно-новогодние дни.
«Маяковский едет по Союзу».
Вероника Полонская:
«Пил он ВИНОГРАДНЫЕ ВИНА, любил ШАМПАНСКОЕ. ВОДКИ не пил совсем. На Лубянке всегда были ЗАПАСЫ ВИНА, КОНФЕТ, ФРУКТОВ…».
«Воспоминания о Маяковском».
Юрий Олеша:
«Маяковский пил мало – главным образом вино того сорта, которое теперь называется «Советским шампанским», а в те годы называлось ШАМПАНСКИМ «АБРАУ-ДЮРСО».
Когда я однажды крикнул официанту:
- Шампанского!
Маяковский сказал:
- Ну, ну, что это вы! Просто скажите – «Абрау»!
Хотя пил мало, но я слышал от него, что любит быть подвыпивши, под хмельком. Однако это никак не был пьющий человек. Помню вазы с КРЮШОНОМ. Вот крюшон действительно пользовался его любовью – но эта сладкая штука, скорее прохладительная, чем алкогольная,- с апельсинными корками, яблоками, как в компоте. Может, и пил когда-либо в петербургский период, но это, так сказать, вне моего внимания».
«Книга прощания».
Софья Шамардина:
«Когда появлялись деньги, то обязательно были РИСЛИНГ и ФИНИКИ. При этом можно было не обедать – это не обязательно».
«Современницы о Маяковском», глава «Футуристическая юность».
«Спасибо за посылку, съел замечательно. Не читайте, по возможности, глупых газет и вырезок не присылайте. ПИРОЖКИ куда вкуснее и остроумнее», - отмечал в письме Маяковский. 1916 г.
А в Париже в 1925 г. рассказывал: «Так называемый «Париж весной» ничего не стоит, так как ничего не цветет и только везде чинят улицы. В первый вечер походили, а теперь я больше никуда не выхожу, сплю два раза в сутки, ем ДВОЙНОЙ ЗАВТРАК и моюсь, вот и всё».
Из письма Маяковского сестре Ольге (15 июля 1918 г. Левашово):
«Пишите на прежний адрес Брикам. Сюда письма совсем не доходят. Меня до того тут опаивают МОЛОКОМ (стаканов шесть ежедневно), что если у меня вырастет вымя, скажи маме, чтоб не удивлялась».
Из письма Маяковского Лиле Брик (29 ноября 1926 г. Краснодар):
«Можешь себе представить, что я делал в Ростове! Я и пил НАРЗАН, и мылся нарзаном, и чистился – еще и сейчас весь шиплю. Чаев и супов не трогал целых три дня. Такова интеллектуальная жизнь».
Любимые места Владимира Маяковского в Москве, которые он часто посещал:
1. Адрес: Арбат, дом 9.
Здание было построено в 70-ых годах Х1Х века. В 20 - ых годах ХХ века здесь открыли кафе «Арбатский подвал» - знаковое место Серебряного века. В заведение приходил Андрей Белый, тут появлялся Владимир Маяковский в легендарной желтой блузе. Сергей Есенин впервые здесь читал поэму «Черный человек».
В подвал вела крутая лестница, помещение с низким потолком разделяли квадратные колонны. «Пахло кухней, пролитым пивом, трактирными запахами полуресторана, полупивной. Тускло светили неуклюжие бра, косо повешенные на низких изгибах арок» - так описывал кафе Анатолий Рыбаков в своей саге «Дети Арбата».
В этом помещении и сейчас располагается кафе. Однако, атмосфера прошлого, к сожалению, не сохранилась.
2. МОССЕЛЬПРОМ.
Столовая в здании царского и советского ресторана «Прага». Здание Моссельпрома с раскрашенными панно Родченко, Степановой и Маяковским, стоит напротив столовой Моссельпрома, которая на самом деле была настоящим рестораном. Просто это слово в 1920 – е годы не употреблялось по отношению к госпредприятию.
Информация подготовлена на основе материалов, предоставленных Государственным музеем В.В. Маяковского, и посвящена 90 - летию со дня гибели поэта.
На первый взгляд Владимир Маяковский и изящная гастрономия – вещи несовместимые. Однако, именно эта тема довольно часто находит свое отражение в его произведениях. И это не случайно. Причину этого можно найти в конкретных эпизодах непростой биографии поэта.
Совсем ещё молодой Маяковский только начинает входить в круг представителей русской поэзии. Вот как это обстоятельство описывает Корней Иванович Чуковский: «Маяковский в те годы очень сильно нуждался. Обедал он едва ли ежедневно». Сам Владимир Владимирович разработал для себя весьма остроумную систему: «Установил семь обедающих знакомств. В воскресенье «ем» Чуковского, в понедельник – Евреинова и т.д. Хуже всего в четверг. Ем «репинские травки». Знаменитый художник - передвижник Илья Ефимович Репин в те годы переживал увлечение вегетарианством, и его обеды для «футуриста в сажень ростом» действительно становились пыткой. Не иначе как тоской по нормальному питанию можно объяснить строчки из поэмы «Облако в штанах»: «Хотите буду от мяса бешеный!» - это было написано как раз после одного из репинских обедов. Знакомый Маяковского художник-иллюстратор Владимир Милашевский оставил описание экзотического обеда, которое особенно ценил поэт: «Хорошую вырезку, сырую, конечно, кладут под седло. Потом надо поездить суток двое, не расседлывая. Соль лошадиного пота просаливает мясо, и оно преет. Сверху этот деликатес чуть-чуть перчат, но только из снисхождения к петербуржцам, чахлым и немощным».
Вообще с мясом у Маяковского складывались весьма «сложные» отношения. В стихах он обрушивается на мясную гастрономию со всей яростью, так как связывает мясо с буржуазией и мещанством.
«Ешь ананасы, рябчиков жуй…» - Владимир Маяковскому было свойственно осуждать завсегдатаев ресторанов, буржуев и чревоугодников. В его стихах что ни строчка, то презрение к любителям вкусно поесть.
Вот гневное в адрес «жирующих в тылу»: «Как вы, измазанной в котлете губой, похотливо напеваете Северянина!». Вот резкие слова в адрес французского коммуниста, перешедшего на сторону буржуазии: «Вас, милый теленок, купили за редерер и за кроликовое рагу», «Вас соблазняют, всучивают рекламы – гусиную печенку, авто-, ликер». Даже в детском стихотворении мясо – атрибут жадного буржуйского сынка: «Петя, переевши всласть, начал в пасть закуски класть. И сожрал по сей причине все колбасы и ветчины». И ещё - «Вот вы, мужики, у вас на устах капуста где-то недокусанных и недоеденных щей».
Зато в частной жизни Владимир Владимирович к мясу и мясным деликатесам был неравнодушен. Своей музе Лиле Брик он посылает фотографии и рисунки с подписью: «Твой Щен на вершине Ай-Петри с шашлыком в руке».
Рагу из кролика – одно из самых расхожих блюд, предлагаемых в «домашних столовых», «польских столовых» и «греческих кухмистерских», где во времена юности Маяковского обед стоил не больше 40 копеек. А в парижском ресторане «Максим», между прочим, самом дорогом, поэт заказывал фуа-гра. Ту самую гусиную печенку, которую в своих стихах он описывал как символ всего буржуазного.
Подобные «проколы» обнаруживаются во многих стихах Маяковского, где хоть как-то упоминается съестное. Тот, кто любит есть обильно и вкусно, и даже просто еда, подвергаются анафеме, как, например, в стихотворении «Гимн обеду»: «Каши, бифштексы, бульоны и тысячи блюдищ всяческой пищи».
Одновременно обнаруживается, что сам автор не без греха – те самые «блюдища» описываются им со знанием дела, с упоминанием некоторых кулинарных тонкостей. Например, в том же самом «Гимне» есть строки: «И дышать по-прежнему будет ростбиф». Известно, что ростбифу действительно полагается «дышать». В Англии, чтобы приготовить настоящий ростбиф, говяжью тушу выдерживают до трех недель – так мясо «дышит», теряет часть влаги и немного ферментируется.
А вот и ещё одно обвинение в адрес гурманов и чревоугодников: «Если б был рот один, без глаз и без затылка – сразу могла бы поместиться целая тыква».
Тот, кто много ест, тот, по мнению поэта, презренный раб своего желудка. А это никуда не годится. Что касается поэтического сравнения с фаршированной тыквой, то это метафора, преувеличение, примененное Маяковским со знанием дела. Дело в том, что Владимир Владимирович – уроженец села Багдади, что в имеретинской части Грузии. Фаршированная тыква («хапама») - ритуальное свадебное кавказское блюдо, символ богатства и изобилия. Съесть его одному человеку, не представляется возможным. Это тоже свидетельство хорошего знания поэтом деталей и тонкостей приготовления блюд.
Маяковский в своих стихах неоднократно «наступал на горло собственной песне». То же самое можно сказать и о его пристрастиях в еде. С одной стороны, явная страсть к изысканным блюдам и неплохая кулинарная эрудиция. С другой – необходимость быть «как все» и воспевать пролетарские добродетели: «Ну-ка щи нам с товарищем тащи! Кашу съев да щи с краюшкой, пьют чаи цветастой кружкой».
Маяковский говорил не раз: «Пища – вещь немаловажная, от неё зависит твоя работоспособность». Он высмеивал тех, кто считал неудобным распространяться о таких «низменных материях», как пища и сон: «Таких товарищей я расцениваю как аристократов в кавычках».
Обычно, когда упоминают имя Владимира Маяковского, то где-то рядом появляется тень роковой женщины, с которой были связаны 15 лет жизни поэта. Он любил её, ревновал, посвящал стихи, в которых звучали беспокойство, искренняя теплота и забота о ней, несмотря на привычную манеру его стиха…
Врач наболтал –
чтоб глаза
глазели,
нужна
теплота,
нужна
зелень.
Не домой,
не на суп,
а к любимой
в гости,
две
морковинки
несу
за зеленый хвостик.
Я
много дарил
конфект да букетов,
но больше всех
дорогих даров
я помню
морковь драгоценную эту
и пол -
полена
березовых дров.
Конечно, конфеты с букетами – это рядовые подарки. А две морковки и полполена березовых дров в голодное и холодное время – это и есть любовь!
Только те, кто непосредственно общались с Маяковским, находились рядом, жили с ним, наблюдали за ним в различных жизненных ситуациях, дышали с ним одним воздухом, реально могут судить о том, каким он был человеком – со своими страхами, привычками, чувствами, поступками.
Документальных свидетельств о том, что на самом деле ел Маяковский, сохранилось немного. Вот несколько штрихов к портрету Владимира Владимировича из воспоминаний родных, близких, друзей, соратников и писем самого поэта…
Александра Маяковская:
«Он дружил с грузинскими мальчиками. Прибегая после игры домой, он спрашивал меня, можно ли пригласить товарищей на чай и ужин. Володя любил ПОНЧИКИ, и, когда я давала ему деньги на завтрак в школе, он просил добавить, чтобы угостить товарищей».
«Детство и юность Владимира Маяковского».
Может быть именно тогда родились строчки детского стихотворения поэта:
«Петя,
выйдя на балкончик,
словно дождик по трубе,
льет варенье по губе».
Людмила Маяковская:
«В августе 1918 года, собираюсь приехать в Москву, Володя в письме Оле писал: «Остановлюсь я скорее всего у Вас, думаю, Вы не запротестуете. Если захотите меня привести в умиление, – сделайте в мою честь ВАРЕНИКИ С ВИШНЯМИ. Расходы возмещу первым же заработком. Пока у меня все в будущем. Целую крепко мамочку, Людочку и тебя».
«О Владимире Маяковском: Из воспоминаний сестры».
Николай Асеев:
«Поэт жил в небольшой комнатке с матерью и двумя сестрами. Денег в семье не хватало, приходилось выкручиваться, что-то придумывать… «У матери была заборная книжка в мелкую бакалейную лавчонку. По книжке оказывался торговцем кредит, не превышающий что-то около десяти рублей. Маяковскому не хотелось обременять семью расходами на собственный аппетит, как раз не имевший границ. Поэтому он переселился в Петровско-Разумовское и снял там на лето сторожку у лесника, аккуратно стараясь не превышать собственного «едового» бюджета больше, чем на три рубля в месяц. Это – в рассуждении маминой заборной книжки. Установил режим. ПЯТЬ ФУНТОВ КОПЧЕНОЙ «ЖЕЛЕЗНОЙ» КОЛБАСЫ по тридцать пять копеек фунт; ДЕСЯТЬ СВЯЗОК БАРАНОК – по гривеннику связка. Остальное дополнялось случайными заработками по продаже изделий выжигательных и рисовальных. Но колбаса и баранки были основой. Колбаса подвешивалась под потолок от крыс. Баранки висели там же. На колбасе делались зарубки: полвершка и две баранки на завтрак, вершок на обед, полвершка на ужин. Но иногда аппетит просыпался неописуемо. И тогда съедался и обед, и ужин, и завтрак суток за трое сразу».
«Воспоминания о Маяковском». «Маяковский в молодости».
В свою очередь, когда была возможность, поэт сам кормил товарищей…
«А потом Маяковский отводил нас в буфет и кормил всю ораву лучшим, что можно было достать там, - песочными пирожками и простоквашей» (Рита Райт «Только воспоминания»).
Лиля Брик:
«Летом сняли дачу в Пушкино, под Москвой. Адрес: «27 верст по Ярославской ж.д., Акулова гора, дача Румянцевой». Избушка на курьих ножках, почти без сада, но терраса выходила на большой луг, направо – полный грибов лес. Кругом ни домов, ни людей. Было голодно. Питались одними грибами. На закуску – МАРИНОВАННЫЕ ГРИБЫ, СУП ГРИБНОЙ, иногда ПИРОГ ИЗ РЖАНОЙ МУКИ С ГРИБНОЙ НАЧИНКОЙ. На второе – ВАРЕНЫЕ ГРИБЫ, жарить было не на чем, масло в редкость.
Каждый вечер садились на лавку перед домом смотреть закат. В следующее лето в Пушкине было написано «Солнце».
Из воспоминаний.
Мария Майерова:
«Все ели с аппетитом. БАРАШЕК издавал приятный запах, и Маяковский все же почувствовал, что голоден, наклонился… и взял с блюда кусок барашка. При этом он не переставал говорить дальше, очевидно, не замечая, что делает. Так он ходил вокруг стола, рассуждая, и, когда съел первый кусок, взял с блюда второй, третий – видно, ему понравилось. Только когда захотел вытереть руки и механически стал тискать салфетку, он понял, что увлекся, и засмеялся. Мы тоже засмеялись, и всем стало ещё веселее».
«Моя встреча с Маяковским».
Наталья Рябова:
«К столу были поданы КОРНИШОНЫ. Маяковский набросился на корнишоны, и скоро все они были съедены. Я широко открытыми глазами, чуть не с отчаянием глядела на Маяковского. Вид великого русского поэта, поглощающего огурцы в таком невероятном количестве, казался мне оскорбительным. Но еще хуже было то, что Владимир Владимирович, увидев мое удивление и поняв, к чему оно относится, растерялся и тоже почти с ужасом посмотрел на пустую вазочку. Слава богу, принесли сладкое, и инцидент разрешился сами собой».
«Современницы о Маяковском», глава «Киевский встречи».
Амшей Нюренберг:
«Спор явно приближался к ссоре. Чтобы отвлечь внимание спорящих, жена Осмеркина приносила огромный чайник с бледным МОРКОВНЫМ ЧАЕМ и блюдо с тонкими СЕРЫМИ ЛЕПЕШКАМИ. Пожевав лепешку, Маяковский морщился и ядовито бросал: «Вкусно, как ваша станковая живопись».
«Маяковский с художниками».
Наталья Брюханенко:
«Наутро я ходила с Павлом Ильичом Лавутом осматривать город. На набережной я купила у мальчишки несколько ВАРЕНЫХ КУКУРУЗНЫХ ПОЧАТКОВ и, возвращаясь к гостинице, обгрызала один из них. Маяковский, увидев это, очень удивился.
- Вы любите кукурузу?
- А вы?
- Но ведь я грузин и в детстве ел её всегда.
И тут же стал вертеть слово «кукуруза»: ру-ку-ку-за, зу-ку-ку-ра…».
-«-«-«-
«Однажды вместе с Маяковским я выходила из квартиры в Гендриковом переулке. Лиля сидела в столовой. Маяковский был уже в пальто, зашел поцеловать её на прощанье, нагнулся к ней.
- Володя! Дай мне денег на ВАРЕНЬЕ, - сказала Лиля.
- Сколько?
- Двести рублей.
- Пожалуйста, - сказал он, вынул из кармана деньги и положил перед ней. Двести рублей на варенье! Эта сумма, равная нескольким месячным студенческим стипендиям, выданная только на варенье так просто и спокойно, поразила меня. Я не сообразила, что это ведь на целый год, и сколько народу бывало у них в гостях, и как сам Маяковский любил есть варенье!».
«Пережитое».
Павел Лавут:
«Соблюдать предписанную врачом диету оказалось здесь нелегким делом. Владимир Владимирович решил ограничиться своим любимым блюдом – КОМПОТОМ. Он пригласил официанта и попросил, невзирая на февраль, добыть свежих фруктов.
- За любые деньги, но сделайте компот. И обязательно много, чтобы вышла большая миска.
Обычная порция комплота стоила 20-30 копеек. Он же вручил официанту невероятную, по тем временам, сумму – 20 рублей. Компот был сварен».
«Маяковский едет по Союзу».
Вероника Полонская:
«Владимир Владимирович в этот раз шумно хвалил стихи, целовал Кирсанова, потом вдруг страшно смутился и сказал:
- Сема, вы не думайте, что я так доволен, так как вы про меня написали. Нет, это действительно очень здорово!
На другой день Владимир Владимирович все пел одну строчку из кирсановского стихотворения:
«Сердце Рикки Тикки Тавви
словно как во сне
и ЯИЧНИЦЫ РОМАШКА
на сковороде».
Пел он это на мотив популярной песенки 1920 года «В Петербурге дом высокий».
Пел беспрерывно, и я взмолилась, стала просить пощады.
Владимир Владимирович засмеялся и сказал:
«Простите, не буду больше, но уж очень хорошо: ЯИЧНИЦЫ РОМАШКА.
А ведь она действительно как ромашка, знаете, Норочка, такая – глазунья…Но через несколько минут он опять затянул про свою ромашку».
«Последний год».
Лиля Брик также вспоминала, что завтракать Маяковский садился, напевая под нос «и яичницы ромашка на сковороде».
Елена Семенова:
«Иногда раздавался звонок: «ШАШЛЫК любите? Поехали на Арбат?». Там был такой грузинский подвальчик».
Лиля Брик:
Утром КОФЕ пили у себя, а обедать и ужинать ходили в самый дорогой ресторан «Хорхер», изысканно поесть и угостить товарищей, которые случайно оказывались в Берлине. Маяковский платил за всех, я стеснялась этого, мне казалось, что он похож на купца или мецената. Герр Хорхер и кельнер называли его «герр Маяковски», старались всячески угодить богатому клиенту, и кельнер, не выказывая удивления, подавал ему НА СЛАДКОЕ ПЯТЬ ПОРЦИЙ ДЫНИ ИЛИ КОМПОТА, которые дома в сытые, конечно, времена Маяковский привык есть в неограниченном количестве. В первый раз, когда мы пришли к Хорхеру и каждый заказал себе после обеда какой-нибудь десерт, Маяковский произнес: «Их фюнф порцьон мелоне и фюнф порцьон компот. Их бин эйн руссишер дихтер,бекант им руссишем ланд, мне меньше нельзя».
«Пристрастные рассказы».
Заказывал блюда Маяковский не менее ярко, чем их описывал. Во время поездки в Берлин поэт, по воспоминаниям Лили Брик, командовал официантом цитатой из Гейне: «Подайте мне обед, мне и моему гению!».
Мария Суханова:
«Помню, как Владимир Владимирович, когда рабочие начали раскрашивать щиты, снял с себя полушубок, поднял воротник пиджака (театр не отапливался, работали в холоде) и, вооружившись кистью, тоже принялся за раскраску. В перерыве он вместе с нами ел ЧЕРНЫЙ ХЛЕБ, НАМАЗАННЫЙ СЕЛЕДОЧНОЙ ИКРОЙ, иногда посыпая его сверху луком или зеленью. Во время подготовки спектакля в театре Мейерхольда многие «подсели» на это блюдо, которым можно было быстро перекусить и вернуться к работе. Кроме того, оно оказалось довольно сытным. С едой тогда было туго, и все мы «подголадывали». Мейерхольд репетировал спектакль больной фурункулезом».
«Три пьесы Маяковского».
Павел Лавут:
«В Самаре, в номере Маяковского, всю ночь просидели гости – заезжие москвичи. На этот раз он изменил своему обычаю – есть в ресторане - и завел у себя целое хозяйство: накупил продуктов и ВИНА (ЛЮБИМОГО ГРУЗИНСКОГО СУХОГО И ШАМПАНСКОГО).
- В винах надо разбираться, - говорил он. – Это большая специальность.
«Шипенье пенистых бокалов
и пунша пламень голубой».
Вот кто понимал и чувствовал, что такое вино!
У нас же некоторые поэты пишут о винах, не имея о них понятия. Надо браться только за то, что знаешь. Надо учиться у Пушкина. Это вам не есенинское «дррр». Вы чувствуете, как это здорово! Шш и пп, ппенистых, ппунша, ппламень – товарищи, это здорово! Дай бог всякому! Я и то завидую. Пушкин понимал, что такое пунш, с чем его едят и как он шипит. Надо чувствовать это шипение».
Так понятнее становится этот рассказ, когда вспоминаешь, как Маяковский на публике говорил: «Вино я всосал с молоком матери – родился среди виноградников и пил его, как дети пьют молоко».
Ведь сам-то Владимир Владимирович слыл знатоком винных дел. Зато уж в другую крайность он не впадал: ВОДКИ НЕ ПРИЗНАВАЛ, разве что изредка, за компанию или в торжественно-новогодние дни.
«Маяковский едет по Союзу».
Вероника Полонская:
«Пил он ВИНОГРАДНЫЕ ВИНА, любил ШАМПАНСКОЕ. ВОДКИ не пил совсем. На Лубянке всегда были ЗАПАСЫ ВИНА, КОНФЕТ, ФРУКТОВ…».
«Воспоминания о Маяковском».
Юрий Олеша:
«Маяковский пил мало – главным образом вино того сорта, которое теперь называется «Советским шампанским», а в те годы называлось ШАМПАНСКИМ «АБРАУ-ДЮРСО».
Когда я однажды крикнул официанту:
- Шампанского!
Маяковский сказал:
- Ну, ну, что это вы! Просто скажите – «Абрау»!
Хотя пил мало, но я слышал от него, что любит быть подвыпивши, под хмельком. Однако это никак не был пьющий человек. Помню вазы с КРЮШОНОМ. Вот крюшон действительно пользовался его любовью – но эта сладкая штука, скорее прохладительная, чем алкогольная,- с апельсинными корками, яблоками, как в компоте. Может, и пил когда-либо в петербургский период, но это, так сказать, вне моего внимания».
«Книга прощания».
Софья Шамардина:
«Когда появлялись деньги, то обязательно были РИСЛИНГ и ФИНИКИ. При этом можно было не обедать – это не обязательно».
«Современницы о Маяковском», глава «Футуристическая юность».
«Спасибо за посылку, съел замечательно. Не читайте, по возможности, глупых газет и вырезок не присылайте. ПИРОЖКИ куда вкуснее и остроумнее», - отмечал в письме Маяковский. 1916 г.
А в Париже в 1925 г. рассказывал: «Так называемый «Париж весной» ничего не стоит, так как ничего не цветет и только везде чинят улицы. В первый вечер походили, а теперь я больше никуда не выхожу, сплю два раза в сутки, ем ДВОЙНОЙ ЗАВТРАК и моюсь, вот и всё».
Из письма Маяковского сестре Ольге (15 июля 1918 г. Левашово):
«Пишите на прежний адрес Брикам. Сюда письма совсем не доходят. Меня до того тут опаивают МОЛОКОМ (стаканов шесть ежедневно), что если у меня вырастет вымя, скажи маме, чтоб не удивлялась».
Из письма Маяковского Лиле Брик (29 ноября 1926 г. Краснодар):
«Можешь себе представить, что я делал в Ростове! Я и пил НАРЗАН, и мылся нарзаном, и чистился – еще и сейчас весь шиплю. Чаев и супов не трогал целых три дня. Такова интеллектуальная жизнь».
Любимые места Владимира Маяковского в Москве, которые он часто посещал:
1. Адрес: Арбат, дом 9.
Здание было построено в 70-ых годах Х1Х века. В 20 - ых годах ХХ века здесь открыли кафе «Арбатский подвал» - знаковое место Серебряного века. В заведение приходил Андрей Белый, тут появлялся Владимир Маяковский в легендарной желтой блузе. Сергей Есенин впервые здесь читал поэму «Черный человек».
В подвал вела крутая лестница, помещение с низким потолком разделяли квадратные колонны. «Пахло кухней, пролитым пивом, трактирными запахами полуресторана, полупивной. Тускло светили неуклюжие бра, косо повешенные на низких изгибах арок» - так описывал кафе Анатолий Рыбаков в своей саге «Дети Арбата».
В этом помещении и сейчас располагается кафе. Однако, атмосфера прошлого, к сожалению, не сохранилась.
2. МОССЕЛЬПРОМ.
Столовая в здании царского и советского ресторана «Прага». Здание Моссельпрома с раскрашенными панно Родченко, Степановой и Маяковским, стоит напротив столовой Моссельпрома, которая на самом деле была настоящим рестораном. Просто это слово в 1920 – е годы не употреблялось по отношению к госпредприятию.
Информация подготовлена на основе материалов, предоставленных Государственным музеем В.В. Маяковского, и посвящена 90 - летию со дня гибели поэта.